
Ну я-то любитель засматриваться в бездну и мои четки сделаны из теста в Бутырках их бывшим уже арестантом, работавшем в местной пекарне — такое изделие уже можно сравнивать с экспонатами угличского музея... Но таких фанатов, как я, еще поискать, и не каждый решится повторить долгий путь, поэтому далее — много фотографий, не имеющих художественной ценности, фото-акынство такое. Все фотографии кликабельны.

Музей — это две комнаты (25 м² и 9 м²).
В большой комнате расположен выставочный зал с экспонатами в стеклянных кубах. Из-за этого снимать со вспышкой проблематично: стекло отсвечивает. Экспонаты следующие: поделки из хлебного мякиша, рисованные карты, деревянные нарды, шашки и шахматы, картины на простынях, иконы, распятия, картины маслом, самогонные аппараты, самодельные машинки для тату, заточки, отмычки, ножи, самодельная гитара. Конечно, этого мало, хочется еще каких-нибудь тюремных шедевров. Однако музею помогало в сборе экспонатов Управление, так что для частного собрания коллекция дивная.
Маленькая комната — прототип камеры для «пыжиков» (пожизненных заключенных). Вход в «камеру» производится через настоящую тюремную дверь, еще советского образца. Внутри двухъярусный шконарь (кровать), металлический стол, параша (унитаз), закрепленная в бетонный пол. В камере расположены две восковые фигуры в полосатых робах.
Один из заключенных сидит на шконке и перебирает четки, второй, что на фотографии ниже, за столом читает Библию (прямо словно иллюстрация к книжке). Стены в «хате» — под «шубу», чтобы нельзя было что-нибудь нацарапать. Тот, кто на шконке, тоже в ботиночках, что нереалистично, поэтому обойдусь без фотографии, чтобы не резала глаз.


Из экспозиции вот эта картина больше других понравилась. Портрет дочки тушью на простыне, опущенный в соль для закрепления.

Но к искусству вернемся потом. Пока бытовые экспонаты.
Кипятильник с ручкой из зажигалки.

Тату-машинки, переделанные из механических бритв.

Об эстетике изделий, конечно, никто не думал. Тем более, что и об эстетике самих татуировок кольщики думают далеко не всегда. Недаром в тюремном жаргоне есть слово «портачки», происходящее от слова «напортачить» — неумелые татуировки, которые накалывают молодым первоходам, пока те еще играют в тюрьму.

Бутылка, превращенная в гранату, или так называемый «брос» для наполнения спиртом и перекидывания через запретку.

Чифир-баки. Их сходство с турками вызвано тем, что чифир, как и кофе, варят или хотя бы доводят на открытом огне до кипения.


Оружие с небольшой дозой эстетики (виднеются также несколько фальшивых банкнот, изготовленных на воле).


Неэстетичный ширпотреб с промзон колоний. Есть, конечно, и витрина заточек, но ее не фотографировал: там такие уже уродцы, как и эти ножи хозяйственного назначения.

Из цикла «По следам любимых песен». У группы «Лесоповал» есть песня «101-й километр», которая начинается фразой «А вышел я со справочкой, такой продолговатой», так вот ниже справа и по центру — именно она. Но дальше уже не совпадает с той, что была во времена отсидки Михаила Танича «…без даже фотографии, без никаких следов». В наш визуальный век она уже с фотокарточкой. На фене называется «волчьим билетом». Раньше во времена ГУЛАГа такие справки вообще выписывали
от руки, и была она в блекло-синих печатях, словно в наколках.

Перекидные четки-болтухи и молитвенные четки. Не оправдали моих надежд. На Ютубе видел просто шедевры обоих видов (см. например здесь). Но, видимо, то, что можно выгодно продать, в такие музеи не попадает или из них же уходит к покупателю.


Самодельные карты с портретами политиков времен правления Ельцина и самодельные карты с непривычными значками.

Самогонный аппарат осужденных, попавших на поселение.

Гитара из папье-маше, струны — кордовые нитки, гриф — из ограждения. Сейчас не настроена, поиграть не удалось, и не знаю, держала ли строй изначально.

Сикстинская мадонна. Выжигание по дереву. Копия картины Рафаэля, находящейся в Галерее старых мастеров в Дрездене. Тюремный автор три года выжигал копию раскаленным гвоздем. Зек попал в колонию, где не было работы. И чтобы крыша не ехала, нашел себе такую кустарщину.

Шашки и прочая резьба.






Самодельная икона «Иисус и мальчик» (масло).


Такие большие деревянные работы не спрячешь, поэтому они выполняются с ведома и разрешения начальства.
Если брать Москву, то в СИЗО-6 мент, который распорядился разорить и убрать из камер всяческие самодеятельные иконостасы, несколько дней спустя попал аварию и получил инвалидность. Там до сих пор помнят этот случай и из страха перед высшими силами почти не трогают иконы в хатах.
В СИЗО-5 сравнительно недавно была всеобщая голодовка в защиту хаты, в которой забрали иконы из тумбочки. И там тоже сейчас не трогают. В СИЗО-2 в целом к иконам всё лояльно, но случалось и разорение икон по беспределу, тоже из тумбочек. Связано это может быть и с тем, что в Бутырке есть контролеры (так туманно теперь называют надзирателей) азиатских национальностей, которым на это православие с высокого потолка...










Второй полюбившийся экспонат выставки (который в моем рейтинге идет сразу после портрета доченьки на простыне): валентинка из колючей проволоки. Просто и сердито.

Не были сфотографированы масштабные работы из жеванного хлебного мякиша (жует вся хата, а делает тот, у кого руки золотые). Не захотелось, потому что темы дурацкие, к примеру, сидят три хлебных фигуры на шпилевке (то есть во время игры в карты).
А один мужик, 1962 года рождения, получив 25-летний срок, из хлеба слепил со множеством мелких деталей и расписал красками... колобка. На это потратил часть своей жизни. Как-то грустно всё это. Лучше уж — сердечко из колючки.
Community Info